В рубрике #jazzroom - интервью с Екатериной Черноусовой. “Серьёзный композитор, изобретательный аранжировщик, виртуозная пианистка и певица, обладающая магической тайной редкого, истинно джазового чувства. Все это неизменно будет ждать Вас в каждой встрече с Екатериной Черноусовой как на сцене, так и в записях прекрасной музыки”. Так писал о Екатерине известный джазовый дирижёр, композитор, народный артист Российской Федерации Анатолий Кролл.
Ты владеешь мастерством и оперного пения, и народного, удивительно трактуешь джазовые композиции. При этом ты классическая и джазовая виртуозная пианистка. Что тебе ближе из этих направлений и как много времени ты посвящаешь занятиям музыкой и поддержанию навыков?
Занимаюсь каждый день, и не только, чтобы форму поддерживать. Нужно что-то новое осваивать, технические какие-то вещи, актёрские Это каждый день делается обязательно.
Актёрские навыки зачем?
Потому что певец должен быть артистом. Это моё, да и не только моё мнение, которое поддерживаю всей душой. Всё, что связано с выражением эмоций, для артиста очень важно, а не просто техника и голый вокал. К вопросу о том, как сочетается - в основе хорошая фортепианная и вокальная база, с которой много под силу, поэтому всё сочетается совершенно спокойно. Если говорить о том, что ближе, то это - импровизация, в любом стиле. Я никогда не пою и не играю одинаково, всегда по-разному. Если честно, я не очень люблю слушать музыку. Мне нравится ей заниматься, придумывать что-то, импровизировать, и желательно без слов.
Кроме джазовых записей, у тебя есть альбомы в этно стиле. Когда ты первый раз была в фольклорной экспедиции и что больше всего впечатлило?
Дома у нас было много разных пластинок, в основном, джаз и классика, но были и народные. Я всеядный человек, слушала много разной музыки, но именно русские народные в записях мне никогда не нравились, пока я не услышала их, что называется, в аутентичном варианте, а услышала я их, когда мне было 19 лет. В консерватории есть кафедра народного творчества. Там тогда работала Татьяна Старостина. От кафедры можно было ездить в экспедиции, причём очень далеко, куда ты сам не доберёшься никогда. Платили даже суточные - рубль в день. Жили мы в гостях у тех, кого приезжали записывать.
Первая экспедиция была в Пензенскую область вместе с замечательными педагогами Вячеславом Михайловичем Щуровым и Натальей Николаевнойа Гиляровой. Нужно было доехать до Пензы, потом доехать до районного центра, а потом ещё километров 20 ил 30 км на грузовике с картошкой или капустой в кузове. Дороги были тогда из ям по два метра, и задача была просто не вывалиться. В деревнях, куда мы приезжали, попадаешь в другое время. Там до сих пор пользуются чугунными ухватами, которым по 200 лет, в печках готовят еду. Где-то не было даже электричества - только вода из колодца и печка. Кстати, самая вкусную еду в моей жизни я попробовала именно там. Ночевали мы на сеновале, вставали в 4 утра. Днём и вечером бабушки с удовольствием пели песни. Часто делали они это после самогона и нас тоже приучили, поэтому нужно было научится вовремя включать магнитофон.
Я поняла, что такое народное пение, когда услышала эти красивейшие мелодии в многоголосом обрамлении. Раньше я думала, что такое многоголосие умеют петь только грузины. При этом у всех феноменальная память и есть песни по 95 куплетов. Слова потрясающие, мы потом отдельно их записывали на бумагу. Русские бабушки поют, не зная нотной грамоты, и постоянно импровизируют. Ни один куплет не повторяется никогда, сплошная импровизация на тему. Чтобы спеть какую-то определённую песню, нужно было идти на речку. Как это удивительно звучит на реке: ты стоишь на берегу высоко, а голос летит над рекой! И смысл песни сразу становится понятен, и почему она должна у реки исполнятся, а не дома в избе, и почему какие-то песни и обрядовые заклички, языческие ещё, исполняются только весной, а не летом. В пении были и изображение звуков птиц, и животных, много подражания природе. Балалаечники, которые подыгрывали, тоже играли сплошные джазовые квадраты с импровизацией на тему, без повторений и с большим вкусом. Нам идея импровизации очень близка, просто мы о ней ничего не знаем. Это всё было настолько прекрасно, просто до мурашек, и ничего общего с хором Пятницкого это не имеет. В концертных залах у нас поют совсем другое.
После этого, а я к тому времени уже занималась оперой и джазом, я решила всё соединить. Я сделала обработки этих песен и соединила их с современными ритмами боссановы и фанка. И они оказались близки, как ни странно - мелодика осталась русской, а ритмическая канва из джазовых современных направлений. Потом мне показалось этого мало, и я решила съездить в Грузию, Армению и Израиль, и везде находила таких исполнителей, которые хранили народные традиции и пели в народной манере.
Где эти записи можно послушать?
В цифровом виде диски продаются на многих платформах. Есть мой сайт, есть itunes. Не в цифровом виде можно в клубе Whisky Rooms на концертах, когда я выступаю.
У тебя никогда не было желания уехать жить куда-то на Запад?
Нет, никогда. И не только на Запад. Меня звали и в США, и в Израиль, в Грецию, в Финляндию. Везде хорошо, но мои корни здесь. Везде я себя чувствую прекрасно, но никогда и нигде я не хотела оставаться надолго. Была история, когда Кирилл Мошков, основатель портала jazz.ru пригласил в клуб Би-2 на мой концерт с группой “Комнаты” представителя по культуре из американского посольства. Он подошел ко мне потом и сказал: “Вы знаете, у вас такой интересный нестандартный джаз. Давайте мы вас пригласим с выступлениями”. Было девять приглашённых из России. Я тогда уже училась у Даниила Крамера, но, конечно, в США было интересно съездить - всё-таки, родина джаза, что ни говори. Мы там с фантастическими музыкантами познакомились - с барабанщиком, который у Дайаны Кролл в составе часто играет - Jeff Hamilton (Джефф Гамильтон), с Roy Hargrove (Рой Харгроув), который тогда ещё жив был. Когда мы выступали, в первом ряду сидел Hank Jones (Хэнк Джонс), аккомпаниатор Эллы Фицджеральд. У меня тряслись коленки, когда мы выходили играть. Там же познакомилась с вокалисткой, которая преподавала в Сиэтле. Она мне предложила работать её ассистенткой. Мне было лестно, конечно, отказаться. Путешествовать я люблю, но жить - только в России. Я люблю жить в русском лесу и в горах в Грузии. Это не пускают меня надолго куда-то уезжать. Я ещё не весь мир объездила, но потом всё-таки сюда. Это какое-то глубинное чувство. Мне больно за нашу страну, она в каком-то болезненном состоянии находится, но не бросать же её из-за этого.
Расскажи, как ты познакомилась с Паваротти и Бочелли.
Это было, когда я ещё не работала официально в Президентском оркестре, а иногда заменяла пианистку. Она заболела и мне Павел Борисович Овсянников, дирижёр, предложил её заменить и поехать в Италию выступить с оркестром на “Днях России” в Италии. Был показ мод, русский балет, а от оркестра поехал квинтет. Выступали мы на вилле, которую русскому постпредству в Италии завещала русская княгиня. Бочелли был приглашённым гостем в первый день, должен был петь дуэтом, а у него заболела певица. Все знали, что я пою, и мне кто-то предложил спеть с ним гимн Италии и аккомпанировать. У меня было пять минут, чтобы выучить второй голос. Я нервничаю. Подходит Андреа, мы знакомимся. Он садится играть первый этюд Шопена и играет настолько виртуозно, что я понимаю, что должна круто спеть. Я начинаю играть гимн и пою свой нижний голос на октаву вверх. Очень был удивлён. Потом мы выпили с ним граппу, кстати говоря. Жаль, что ни фото, ни видео не осталось. А Паваротти приезжал в Россию и выступал с Президентским оркестром, но, опять же, заболел пианист и была одна репетиция, где я аккомпанировала.
У кого ты училась оперному пению?
На третьем курсе консерватории я как-то позвонила своей однокласснице. Мы разговорились и она спела в телефон Арию Тоски. Я обалдела. Она очень маленького роста и худенькая. Было удивительно, как в таком теле может быть такой голос. И, конечно, я спросила, у кого она занимается вокалом.Она познакомила меня с Иваном Кожиновым, учеником Сергея Яковлевича Ребрикова. Целый год он занимался со мной, поставил дыхание, мы сделали базу и диапазон, и к концу года я тоже пела Арию Тоски. Было, кстати, даже предложение петь в оперном театре, но по разным причинам я решила отказаться. База оказалась очень хорошей, из которой можно лепить всё, что хочешь. Я увлеклась оперным пением, хотя опера мне раньше не нравилась, и параллельно с джазом ещё четыре года занималась оперой. Мы с Иваном делали программы, и до сих пор, когда мне что-то не понятно, я к нему приезжаю и прошу мне что-то подсказать.
Правда, что тебя отказывались принимать в музыкальную школу?
Да, мне сказали, что у меня нет данных, но хормейстер в нашей школе почему-то настояла, чтобы меня взяли. Сказала, что у меня природная музыкальность. Я любила ходить на её предметы и хор. Она училась в своё время с Евгением Мартыновым, дружила с ним и брала у него партитуры его песен, переделывала для детского хора, и мы их пели.
Деревья были большими и песни были хорошими.
Песни были очень хорошими. Но с занятиями по фортепиано было не так хорошо всё. Я начала учиться, а на второй год у меня заболела рука. Я занималась сама, педагог меня била постоянно, а я не говорила родителям. Даже не знаю, как я всё это выдержала. Как проходили занятия: она шла пить кофе в кафетерий, и 45 минут я сама всё учила, как могла. Потом она приходила на три минуты, говорила что правильно, что нет, швыряла ноты и уходила со словами: “Сама дома будешь заниматься”. Кстати, она до сих пор преподаёт.
Ты веришь, что люди меняются?
Один человек сказал очень хорошо: “Люди не меняются в том, как они меняются”. Что-то можно, наверное, подтянуть до какого-то гармонизующего состояния, развить как-то. С одним психотипом человек может стать вором и с этим же психотипом, например, режиссёром. Во многом, это вопрос окружения. И очень много, конечно, закладывают преподаватели и учителя., их увлечённость предметом.
Мне удивительно было узнать, что ты несколько лет занималась журналистикой.
Это было на пятом курсе, нужно искать работу и желательно остаться в Москве. Тогда ещё было распределение и могли отправить на три года в Мордву, например. Лето заканчивалось, я приезжаю с дачи, достаю платёжки и газеты из почтового ящика. В руки попалась газета “Неделя”, которую выпускали от “Известий”. Открываю, а там только о театрах, литературе, а музыкальной полосы нет. Мне первое, что пришло в голову, позвонить в редакцию и предложить свои услуги, потому что я неплохо писала. Консерваторию я закончила как пианистка и композитор, плюс ещё теоретическое и история музыки. Есть, о чём писать. Я позвонила и спросила, нужен ли музыкальный обозреватель. Слышу знакомый голос. Оказалось, там работает мой преподаватель по литературе из консерватории. Естественно, я стала работать в газете.
Это было время, когда начали открываться клубы. Много. Нам приглашения сыпались каждый день. Я была в курсе всего в Москве, знала всех, на все концерты проходила бесплатно как корреспондент. Бывало и такое, что стучались люди с конвертиками, и просили написать про кого-то. Приходилось честно отказываться. Во-первых, у меня была хорошая зарплата и, во-вторых, считаю это нечестным. Я сама музыкант и могу понять, кто хорошо играет, а кто плохо. Что же я буду рекламировать того, у кого плохо за какой-то конвертик? Мне потом стыдно будет. Мой один приход в неделю в газете - это было пять моих зарплат в месяц в Кремлёвском театре, где я тогда работала концертмейстером, и работа в газете - это было пять моих зарплат в театр за один приход в неделю. Я была самой богатой студенткой. Володя тоже оказался честным. Потом из-за этого через пару лет “его ушли”. Я продержалась немного дольше. У меня отобрали сначала полполосы, потом оставили одну колонку, потом три строчки афиши с фотографиями анонса. Через три года меня тоже попросили, но на квартиру я уже накопила. Журналистика мне, кстати, очень помогла потом для музыкальной деятельности, когда группу “Комнаты” нужно было продвигать без всяких полезных знакомств и спонсоров, добиваться приглашений на фестивали.
Ты с красным дипломом закончила консерваторию. Когда в твоей жизни появился джаз?
Это всё благодаря Даниилу Борисовичу Крамеру. Это уникальный человек. Впервые я его увидела и услышала у нас на выпускном в музыкальной школе. Влетает человек небольшого роста, извиняется, что он опаздывает на запись в Останкино, и играет в неимоверно быстром темпе регтаймы. Я его запомнила, и уже когда училась в консерватории, увидела объявление, что он набирает группу студентов для бесплатного обучения джазовой импровизации. Надо сказать, к нему пришло 40 человек, а через месяц остались только Петя Айду, Серёжа Нанкин, Витя Гуревич и я. Это была экспериментальная группа, потому что он никогда не преподавал джаз. Он сказал, что ему есть, чем поделиться, чему-то научить и что он отвечает только за то, что мы научимся импровизировать в разных стилях, а остальное будет зависеть от нас. Вторая моя учительница в консерватории Елена Гладилина, ученица Генриха Нейгауза, пришла как-то к нему на урок, после которого сказала мне: “Катя, ты в надёжных руках”.
Педагог он гениальный. Он тоже классический пианист и джаз осваивал самостоятельно, много снимал всё на слух. Единственное свободное время у него было в субботу в девять утра. И неважно, что это суббота после ресторанной или концертной пятницы накануне. Я с ним ездила на гастроли много раз. Он встаёт в семь утра и будит весь поезд делать зарядку. И вот по субботам с 9 до 13 мы занимались. Он задавал толстенные задания, снять и проанализировать было основным в обучении. Ни интернета, ни джазовых партитур тогда ещё не было. Слушали по ночам Би Би Си и в реальном времени записывали соло музыкантов, при этом, как ты понимаешь, перемотать обратно было невозможно. Н азанятиях он мог четыре часа сидеть с нами над одной синкопой, пока у нас не получалось. И когда он чувствовал, что мы почти уже в слезах, он тут же рассказывал какой-нибудь еврейский анекдот. Потом мы выходили с уроков как боги: мы всё можем! Гениальный педагог - это тот, кто умеет вселить такое чувство: “Ты всё можешь!”. Кроме того, он нас везде с собой возил, везде представлял. Год мы так проездили до того момента, когда он нам сказал: “Всему, что я сам умею, я вас научил”. Все три года он учил нас бесплатно и без конвертиков.
Какая была цель этого курса лично для него и достиг ли он её?
Я думаю, он хотел выяснить может ли классический музыкант профессионально играть джаз. Это очень сложно, но он всем показал, что возможно. И вот после нас он стал брать частных учеников. Сейчас я преподаю по его школе и могу сказать, что она работает. Вообще, большая ошибка джазовых пианистов считать, что можно обойтись без классической школы. Такие музыканты, как Хэрби Хэнкок или Телониус Монк - не правило, а исключение. Тех, кто может обойтись без классической школы, единицы.
Что можешь сказать об отношении к джазу в нашей стране?
Что-то меняется. В консерватории сейчас факультативно есть такие занятия по джазу, но когда я выпускалась, парню из параллельного курса поставили “два” на госэкзамене за то, что он сыграл Питерсона. Потом, правда, исправили на “три с минусом”. Он плюнул на всё и уехал в США. У нас долгое время к джазу с опаской какой-то относились, не понимали, что это такое. Аккуратно, в общем относятся. Я думаю, важно не терять смысл в исполнении, если ты играешь пятьдесят квадратов соло. Да и техника - это не самое важное. По большому счёту, тут как с отношением к опере - когда вибрато на кварту и текст непонятный, как тут оперу полюбишь-то. У джаза много стилей, поэтому очень сложно дать чётко определение, что такое джаз. Моя подруга говорит, что я живу в стиле джаз. В самом широком понятии - джаз это умение импровизировать в разных стилях. Моцарт оставлял в своих произведениях пустые страницы для того, чтобы исполнитель импровизировал. Музыкант был обязан импровизировать в то время. Слова импровизация, конечно, не было, но нужно было уметь играть каденции на тему и сочинять на ходу. Тема - это душа которая пребывает в разных ипостасях. Нужно не просто уметь импровизировать, но и передать характер и эмоции. Это первое, с чего я начинаю заниматься с моими учениками.
Ты в одном интервью сказала, что долго не понимала зачем учиться скэту и корявым слогам, и что поняла, что в основе всего должны быть эмоции, когда услышала скэт Бетти Картер.
Да, всё должно быть понятно без слов. На четвёртом курсе я услышала в зале Чайковского концерт Деборы Браун с оркестром Лундстрема. Она меня поразила. И вот когда я познакомилась с Иваном Кожиновым, я честно призналась, что хочу петь джаз. Он ответил, что джаз не преподаёт, но может дать хорошую базу. По поводу скэта он мне тоже помог, когда сказал, что нужно нарисовать себе картинку-план какой-то истории и рассказать её с помощью скэта.
Тебе не кажется, что когда у музыканта именно такой подход, всё остальное становится сильно легче?
Да, конечно, и мало, кто этому учит. Большей частью, учат подбирать удобные короткие слоги. Кстати, в русских сёлах и деревнях для импровизации используют другие слоги, - например, “лё-ли-ди-ди-ла-ла-лель”, - так что, петь скэтом на русском можно.
Но, в целом, это всё-таки уже не джаз?
Импровизационная музыка получится. Русские распевы одинаково заученно никогда не поют. Есть такая исполнительница Екатерина Никулушкина, это книга русской импровизации. У нас была долгое время закрытая страна и все хотели на Запад, а вот сейчас я понимаю, что мы, наверное, перехотели уже, потому что у нас вон сколько всего интересного, очень много. Но это всё ещё слабо популяризируется.
Достаточно большая часть твоей творческой жизни - это участие в составе жюри разных конкурсов?
Да, и мне очень радостно, что на фестивалях стали появлятся народники, которые держат традиции, особенно северные. Например, в Архангельске или Северодвинске есть удивительные хоры, Гран-при сразу.
Как тебе даётся выбор лучшего?
Сложно. На самом деле, часто приходится добиваться выделить дополнительные места, спорю с председателями жюри, иногда часами бьёмся.
Ты конфликтная с улыбкой на лице или ты не конфликтная?
Нет, я неконфликтная, но отстаиваю по совести, выступаю в защиту, и часто со мной соглашаются. Когда я председатель жюри, тогда легче.
Ты говорила, что даже в различных ситуациях жизни много импровизируешь. Несмотря на спонтанность и яркую эмоциональность, дисциплина в тебе очень чувствуется.
Ну а как же, я ведь дочь физика. Все Черноусовы очень дисциплинированны. Папа физик, гений в своей области. Он с Жоресом Алфёровым книжку написал. Настоящие шестидесятники, сделали открытия в полупроводниках. Алфёрову дали нобелевку, а папа человек скромный и ограничился Государственной премией.
Он сразу понял, что дочка музыкальная?
Папа замечательный человек, и благодаря папе я довела свою музыкальную историю до конца. Когда мы жили ещё на Речном вокзале, это он купил пианино. Папа очень любит джаз, играет на гитаре, мама великолепно поёт, знает наизусть все оперы. Дальние родственники вообще профессиональные музыканты. Я росла на хороших пластинках: Бах, Моцарт, музыка из советских мультфильмов, “Серенада солнечной долины”, Элла Фитцджеральд, Гладков, барды, Высоцкий, конечно. Папа, видимо, что-то во мне почувствовал, эту мою тягу, и отдал меня в музыкальную школу. Он сказал, что для девушки хорошая профессия - педагог музыкальной школы, тихая и спокойная. К этому меня и готовил. Для него было очень неожиданно, когда я вышла на сцену.
Вообще, с музыкой особых планов на будущее я не связывала, но тот педагог, которая настояла, чтобы меня приняли в музыкальную школу, потом сказала, что мне нужно в училище, а у меня такой характер, что если нужно, значит, нужно. Живопись, танцы - всё было забыто в пользу музыки. Училище я хотела бросить на третьем курсе, потому что увлеклась археологией, но папа мудро настоял, что сначала нужно закнчить училище, а потом заниматься чем-то другим. Я согласилась. Потом он уговорил меня поступить в консерваторию. Всё это его заслуга, на самом деле.
Сложно было в консерватории учиться?
После Мерзляковки консерватория мне уже не казалась очень страшной. В училище была очень сильная школа и этой базы хватало на всё, а в консерватории позволяли себе прогуливать занятия и ходили только на те предметы, которые были интересны.
Расскажи про ГИТИС. Каким ветром занесло?
Я там три года работала, но потом ректор мне сказала: “С Вашим репертуаром, Екатерина Николаевна, мои студенты никуда не устроятся на работу”. Я спросила, что не устраивает. “Вы тут, понимаете, джаз и романсы поёте, а кому сейчас это надо”. Я спросила, что надо. “Короткие юбки с разрезом из плюша”. Я говорю, что это не ко мне. И я ушла. Это конец 90-ых был. Что я буду “зайка моя” учить с ними? Зачем мне это нужно. Надо же хорошему чему-то учить.
Мы до сих пор залипли на таком репертуаре.
Я много ездила по городам и маленьким местечкам. Не всё так плохо. Иногда в провинцию какую-то приезжаешь, совсем глухую, а там люди от природы интеллигентные, которых никто не воспитывал, они генетически такие. В Энгельсе под Саратовом одна библиотека на весь город, но эта библиотека - настоящий культурный центр. Там проходят концерты и творческие вечера поэтов, всегда очень много людей. Когда говорят, что у нас в провинции все загибаются и пьют - ничего подобного. Например, маленький городок Рыбинск, но там есть коллекционер, у которого одна из самых больших коллекций джазовых записей в России.
Кстати, в Рыбинск не так давно переехал коллекционер и реставратор клавишных инструментов Алексей Ставицкий. В Москве, к сожалению, Министерство культуры его не поддержало и несколько десятков роялей переехали в Рыбинск. У нас рояль такого класса можно послушать только в Рахманиновском зале, например. Всё-таки, предлагаю вернуться к тебе. В любой серьёзной деятельность есть грань, когда ты переходишь из увлечённости в профессионализм. Ты делаешь что-то очень хорошо, но изо дня в день одно и то же. Есть такое понятие, как рутина. Тебя, как творческого человека, такая рутина тяготит? Как ты с этим справляешься? Или выручает железный характер?
Ну, не такой уж и железный.
Сильный, скорее, да.
Так получилось, что у меня от природы очень много энергии, поэтому я и дома не могу сидеть, мне нужно весь мир охватить. Что касается сильного характера, то это закалка из детства, наверное. Меня приучили к дисциплине даже в самых мелочах. Например, у нас в семье по женской линии все в детстве были очень пухленькие, и я не исключение. Бабушка очень переживала за меня, отдала меня в гимнастику и купила палку, обруч, мяч. Мы обязательно каждое советское утро с бабушкой делали под радио гимнастику. Сметану до 15 лет я ела не больше чайной ложки в день. Когда я в 16 лет попала в общагу, где студенты столовыми ложками её ели, я очень удивилась, что так можно. В семье было правило - есть строго три раза в день без перекусов, после шести полкотлеты, и всё. Я сейчас понимаю, что это было правильно. У меня и дочка без перекусов выросла, и нормально всё.
Что у тебя было в школе по поведению?
В первом классе “два”. Я дралась с мальчишками во дворе, их родители приходили жаловаться. Что касается рутины, то тут полезно менять сферу деятельности. Я, например, люблю заниматься туризмом, и даже есть мысли открыть турфирму.
Получается, именно педагог в детстве вселяет в ребёнка творческое начало?
Да, это очень важно, какое окружение и учителя. Могу о себе сказать, что мне нравится преподавать, и я могу научить, потому что знаю как. Для меня до сих пор слово Музыкант звучит с большой буквы и в это вкладывается большой смысл. Вообще, я не так давно стала спокойно относится к тому, что меня называют музыкантом, и говорю всем, что не считаю себя музыкантом - у меня просто так получилось.
Я вообще не понимаю как в тебе совмещается столько несовместимого.
Я тоже. Но чтобы чему-то научится нужно потратить очень много времени.
Как ты относишься к такому определению, что полжизни человек работает на имя, а потом полжизни имя работает на него?
Полжизни - это сколько? 80% людей, у которых быстро что-то получается, это связи их родителей, профессиональные или личные. У такого человека с пелёнок есть какая-то база, которая ему уже обеспечена. В моём случае мне пришлось всё делать с нуля. Родители очень помогали с педагогами, это да. Всю жизнь мне меня спасало то, что я ничего не боялась и не боюсь, не было никаких ограничителей и мыслей, что не получится. Надо сформулировать в пространство правильно запрос, и всё получится.
Тогда сформулируй сейчас, чего ты хочешь добиться в музыке на данном этапе?
Хочу пока только одного: чтобы было больше концертной деятельности, чем больше, тем лучше. Пару лет из-за известных событий было сложновато с этим, но мы же прорвёмся, куда мы денемся.
А спеть дуэтом с Андреа Бочелли в Карнеги Холле?
Ну а почему нет-то? Конечно, можно. Кстати, скажу, что я не болею звёзной болезнью, знаю себе цену и знаю, что я могу, и что я не могу, я тоже знаю. И только сейчас могу сказать, после выпитого вкусного виски, что то, что я могу, это круто. На трезвую голову так не скажу, конечно, постесняюсь.
Когда я тебе пришлю интервью, не говори мне это вычеркнуть.
Конечно, скажу.
Ты часто выступаешь в Whisky Rooms. Знаю, что мы в какой-то степени открыли для тебя мир виски. Как относишься к этому напитку? Появились предпочтения в стилистике?
Раньше виски для меня ассоциировался с хорошим самогоном, который мы пили в деревнях. Дома у нас всегда был 12-летний Black Label. Мне виски всегда нравился, а у вас первый раз попробовала торфяные сорта. Это было открытием. Хочу добавить, что у вас роскошное место, куда всегда хочется прийти, одно из моих любимых в Москве. Я рекомендую знакомым и знаю, что все от вас уходят довольные и в прекрасном настроении. Это показатель. И тебе, и управляющему Олегу - отдельное спасибо. Артистическая сторона, выставки и концерты - всё очень интересно и на достойном высоком уровне организации.
Спасибо большое! Для читателей расскажи, пожалуйста, как с тобой связаться, чтобы пригласить с выступлением на корпоративные или частные мероприятия?
Есть сайт, ютьюб, телефон, почта.
Репертуар, насколько я понимаю, у тебя есть для любой аудитории?
Не совсем, наверное. Три часа шансона я, конечно, не буду петь. Рэп, наверное, тоже, а вот с битбоксером и диджеем было много интересных выступлений.
Благодарю за интервью. Всегда рады видеть тебя в клубе в качестве музыканта, гостя и друга!
Специально для Whisky Rooms Юлия Смолян
